Green Living Succeeds Far better If you use Green Medicine

�ром довелось идти в поликлинику. За прошедший месяц по Вашим, доктор, рецептам испробовал массу лекарств. Но они не помогают. В течение последней недели желудок и не болит, и не работает. Что ни пытаюсь съесть – дальше пищевода не идет. Подозреваю, что мой «гарем» меря отравил…»

Эту исповедь Макара Григорьевича следователь внимательно изучил. Но о ней, допрашивая женщин, не упоминал. И вообще, в беседах с ними не употреблял слов «гарем», «измена», «любовник». Каждая, тем не менее, сознавалась, что страстно любила покойного (в том числе и жена). Все с горячим волнением вспоминали об интимных отношениях с ним. В свою очередь, химические анализы показали, что в тканях и крови умершего никакого яда нет. А та дворняга не сдохла, а всего лишь опьянела и уснула, утром она уже была на ногах. Выяснилось и то, что во всех пяти бутылках самогон имел крепость до 40 градусов. А яркие этикетки – это розыгрыш, придуманный Ляной.

Версию об отравлении не подтвердила и судебно–медицинская экспертиза. «Смерть Макара Григорьевича Д., – говорится в ней, – наступила в результате аллергического воспаления внутренних органов. Спирт, что был в самогоне, не мог обжечь желудок. Он, как и любая еда, мог всего лишь послужить «детонатором» пробуждения в организме аллергической реакции. А причиной ее возникновения является сверхинтенсивная половая жизнь, которая привела к истощению нервной системы, морфологическим изменениям и функциональному торможению в системе головного и спинного мозга». Под этим вердиктом подписались высшей категории специалисты: аллерголог, сексопатолог, уролог, психиатр, невропатолог и нейрохирург.

После консультаций с этими опытными коллегами врач, записавший исповедь Макара Григорьевича, снял свои подозрения в умышленном отравлении пациента.

“Я уйду из жизни в момент восхода солнца. А в течение этой прощальной ночи хочу описать мою любовь.

…Впервые я увидел её в поезде. Она сидела напротив и с мучительной скорбью наблюдала, как за окном клубится туман. Потрёпанный плащ и такие же изношенные туфли не пасовали её красивому лицу. Хотя вполне сочетались с застывшей в глазах тоской. Когда девушка взглянула на меня, я невольно произнёс:

- А разве Ваши глаза, похожие на капельки солнца, не заслуживают хоть чего-нибудь?..

Впервые за долгую дорогу девушка улыбнулась – и мне так приятно стало… Однако наше общение прервал голос:

С двух сторон вагона приближались ревизоры. Один – пожилой, второй – лет тридцати, черноволосый, со смужкой жёстких усов. Ни у меня, студента, ни у моей спутницы, тоже студентки, билетов не оказалось. Нас задержали, и так как поезд подходил к конечной остановке, приказали следовать в при-станционное отделение милиции.

На перроне молодой ревизор пошёл рядом с девушкой, я – за ними… Пожилой, вижу, отстал, даёт мне шанс смыться. Но я не сбежал, потому что незримые нежные нити уже связали меня со спутницей: разве я мог в беде оставить её одну?

В отделении ревизоры по телефону сверили наши адреса и выписали мне, Игорю Немцову, и ей, Зое Портной, штраф. Я взял квитанцию и покинул помещение. А Зое велели на минуту задержаться…

- Мой штраф аннулировали. Я созналась, что у нас с братом одна мать, что мы очень бедные – и молодой ревизор смило-стивился.

- Вот и получила подарок! – как-то вдруг я перешёл на ты. – И второй принимай! – я вынул из сумки собранный по дороге к поезду букет подснежников и вручил ей.

От встреч Зоя не отказалась. Но обусловила, что они не будут длиться до темноты. Первое свидание провели в парке. Съели мороженое, а затем гуляли и не заметили, как забрели в безлюдное место. Принялись искать выход – и неожиданно натолкнулись на заросли сирени. На несколько метров разросшиеся кусты были такими роскошными, что мы остановились в восхищении. Я раздвинул ветви – а там широкая лавочка, похожая на кровать. Мы с Зоей мгновенно упали на неё и, наклонив руками цветы, не вдыхали, а что называется пили густой аромат.

Этот сиреневый рай стал местом всех последующих свиданий.

Встречались по четвергам. Зоя обнаружила тропинку, по которой ей от общежития идти сюда всего пять минут. Мой путь дольше. Но сердце расстояний не замечало. Прежде у меня была зазноба. Но то чувство – листик. А это – огромное дерево. Да такое буйное, что всего меня в себя втянуло. Сидим на лавочке, Зоя не прикасается, только смотрит на меня – и я забываю обо всём на свете. Как сирень от лучей солнца – так и я расцветаю. Вот в цветах загудели пчёлы – и будто ощущаю их в себе. Словно весь окружающий мир – это я. Подниму взгляд к небу – и себя там вижу. И так радостно мне, так сладко. Вроде пчёлы в душу нектар приносят.

Уже после третьего свидания понял: люблю... И как бы сердцем ощутил: счастье – навсегда.

Но всё обернулось иначе. Есть люди-колючки, есть люди-кремни... А я человек-растение, меня можно затоптать.

Во вторник иду из занятий по тротуару, а на перекрёстке пе-ред красным светом тормознула легковушка. Марку не усёк. Потому что за рулём увидел в железнодорожной форме мужчину, а рядом... Зою. После того, как покопался в памяти и чётко осознал, что именно с тем самым молодым ревизором поехала моя девушка, мне стало не по себе. Как наваждение, отгонял увиденное. Пытался объяснить всё совпадением, случайностью. Допускал, что ошибся, что то совершенно другой человек, или простой таксист: мог же он одеть что-то похожее на ревизорский китель?.. Однако тревога, отступая, через минуту опять наскакивала.

А через день у нас с Зоей свидание. Она появилась возле сирени в новом платье, весенняя, торжественная. С каким-то детским прискоком подбегает ко мне, обнимает – и такая радость меня охватывает, такое счастье ощущаю, что куда тем наваждениям. Рассеиваются, как при восходе солнца туман. Целует Зоя, как и прежде, мягко, нежно. При этом, разглаживая мои волосы, напевает мелодию об аисте, спасшем свою подругу.

На выходные почти всегда и я и Зоя уезжали каждый в своё село. Ей дальше, она пассажирским (в нём мы тогда и встрети-лись), а я – электричкой. Однако на эти субботу и воскресенье я остался в городе. Решил поработать над курсовой. Иду к библиоте-ке. Вдруг на одном из поворотов меня обгоняет и шагов за пять-десят останавливается та самая легковушка. Из неё выходят Зоя и молодой ревизор. От неожиданности я остановился, а затем, придя в себя, поспешил за ними. Когда перед средним подъездом пятиэтажного дома сделали поворот, я, чтобы остаться незамечен-ным, постоял за углом. Потом направился в тот же подъезд. Услышал, как на четвёртом этаже открыли ключом дверь. Только она захлопнулась – по лестнице поднялся туда. На площадке долго стоял, не понимая, чего я тут. А осознав своё положение, убежал.мягкие игрушки мелкий опт дешево москва к visit the next document

�������� ������������� efbt335c

мягкие игрушки - мультяшки и зверюшки. поп dte2dbtf5

тц новые черемушки мягкие игрушки e5ceefeebКогда пришёл час прощаться, Зоя заплакала. Я ни о чём её не спросил… Мы оба знали, что это последняя наша встреча.

А спустя два дня, то есть вчера в десять утра, я издали наблюдал, как Зою, облачённую в белую фату, Александр привёз к загсу… С той секунды мир для меня исчез. Солнце потухло.

Вот в затмении и пишу эти строки. Я не ревную, не злюсь. Не возникают ни жажда мести, ни стремление уничтожить соперника. А о Зое вообще нет негативных мыслей… Униженная и раздавленная, любовь почему-то продолжает жить во мне. Это святое чувство какими-то тайными узами по-прежнему соединяет меня с Зоей, а также с Богом, со всеми росточками, букашками, зверюшками и людьми. Оно пытается вырвать меня из тёмной бездны, вкрапляя в душу всё новые и новые ощущения. Оно наполняет её потоками сладости и горечи, радости и страдания. Это – очищение и воскресе-ние души, её полёт, стремление прорваться к счастью. Не фантазия это. Это реальность, которая в данный момент живёт во мне. Вот сейчас я всё это чувствую. Философы назвали это квинтэссенцией бытия. Это ни с чем несравнимое возвышенное состояние. В буду-щем, я уверен, люди будут находиться в нём от зрелого возраста до смерти. А ныне оно охватывает их только от мгновения к мгно-вению. В остальное время предаются суете, расчёту, корысти, за-висти и злобе. А я из своего состояния любви выходить не хочу. Чтоб остаться в нем навсегда, выпью вот эти две пилюли яда…”

После прочтения этой исповеди я закрыл глаза – и очень долго не мог разомкнуть веки… Только потом заметил в конверте ещё одну бумажку:

“Игорь не погиб. Спасла его я, Зоя. Я сбежала от Саши прямо перед входом в загс. Моё сердце терзало непонятное чувство, а когда оно прояснилось, я осознала, что иду расписываться с чужим, в то время как родной мне Игорь страдает. В тот же день я села на последнюю электричку и поехала к нему в село. Постучала в дверь его комнаты за час до восхода солнца…”

Далее Зоя сообщает, что они уже два года как муж и жена, имеют годовалого сына. Число суицидов (это её вывод) в стране и в целом в мире растёт в геометрической прогрессии потому, что всё чаще зло, а не добро повелевает людьми. Это её внутреннее зло чуть не погубило любимого человека.

Вот такую историю я узнал из письма, что поступило как отклик на статью “Любовь без поцелуя”, опубликованную в “Днепре вечернем”.

Во дворе этого дома по проспекту Трубников медово пахнут липы. Между деревьев резвятся дети: играют, смеются... Трудно поверить, что в такой же светлый день здесь, в квартире 84, произошла трагедия, потрясшая весь Никополь.

... Оля была первым ребёнком в семье. Отец и мать учились в одном классе, а став студентами, поженились. Когда окончили, он – мореходку, она – пединститут, с двухгодичной дочерью переехали в Петропавловск на Камчатке. Влажный приморский климат отрицательно повлиял на здоровье ребёнка. Болезни одна за другой поражали неокрепший организм. А от пневмонии, которая сопровождалась сильным отёком лёгких, едва спасли. Мать, Галина Михайловна, днём и ночью не отходила от дочери: делала уколы, меняла компрессы, согревала своим теплом. Позже, когда у Оли появился братик Сергей, девочка как бы обрела откуда-то возникшую силу. Вместе с мамой баюкала его. Любили втроём выходить к берегу. И, всматриваясь в даль, искали глазами те пределы, где на подводной лодке бороздил море отец и муж. Он не переставал быть тревогой семьи. Ведь часто-густо патрульную службу нёс месяцами. И всё это время жена и дети находились в напряжённом ожидании. А потом всей семьёй праздновали его возвращение. Олю он сажал на одно плечо, Серёжу – на второе, и кружил в танце. Был с ним и куръёзный случай. После продолжительных учений все офицеры вернулись в семьи, а его нет. “Что с ним?”- запаниковала жена. “Жив, здоров”, - успокоили сослуживцы. И действительно, через пару недель появляется – краснощёкий, упитанный. Оказалось, за время рейда так поправился, что не смог пролезть в люк, пришлось голодать, сбрасывать вес.

Среди Меньшовых Галина Михайловна была самой собранной и подтянутой. Она что называется на своих плечах держала семью. Учила детей честности, доброте, отзывчивости. Муж называл её “генералом” и во всём подчинялся. Оля под влиянием мамы росла ласковой и безотказной. Имела также врождённое качество – брать вину на себя. Однажды в первом классе на ряде парт исчезли ручки. Сосед указал на Олю. Она не стала возражать. Спросили: “Где спрятала?” Сказала: “За домом”. Тогда отец взял её за руку, повёл за дом. Но там ручек не оказалось.”Где же они?” “А я их не брала”. “Почему же в классе не постояла за се-бя?” “Я не умею перечить...” Но училась на высшие баллы, про-являла трудолюбие в школе и дома. Правда, при сдаче экзаменов в университет не прошла по конкурсу. Окончила профтехучилище, затем кулинарный техникум. Работала по специальности в кафе “Темп” у проходной Южнотрубного завода.

А вот в общении с парнями всегда тушевалась, робела. Понра-вился одноклассник, умирала за ним. Но “зацепить” его не осмелилась.

Хотя имела броскую внешность: смуглое лицо, смоляные волосы и большие как бы светящиеся глаза. К таким привлекатель-ным скромницам обычно липнут те, кто развязен и умеет подчи-нять своей воле. Длительное время не давал ей проходу именно такой прохвост. Когда мать отвадила его от дочери, и та осталась одна, со временем к ней “приклеился” вроде бы искренний человек. Но он оказался неспособным построить семью, взять на себя груз нравственной и материальной ответственности за совместную жизнь.

Тут необходимо заметить, что большую психологическую тра-вму нанёс Оле в этот период отец. Через несколько лет после того, как Меньшовы переехали в Никополь, 44-летний моряк приглянулся 26-летней соседке, имеющей от первого брака ребёнка. Как Галина Михайловна ни напоминала о своей любви, как ни совестила, как ни доказывала, что его легкомыслие приведёт к разрушению судеб детей, он позволил этой даме распоряжаться собой, а затем укатил с ней в Курск. Кстати, жена не устраивала сцен, не прибегала к угрозам сопернице. Зато та приложила максимум усилий, чтоб отлучить его от первой семьи. Он даже не приехал на похороны дочери, не прислал на её поминовение ни копейки.

Как же погибла кроткая, не умеющая противостоять злу Оля?

- Вначале её убили морально. - рассказывает мать. – Дочь держалась, пока работала. Но “Темп” закрыли. Последние три месяца она состояла на учёте в центре занятости. Томилась без дела. Как-то прихожу со смены, я работаю на заводе, а Оля включила касету и в одиночку танцует.

“Что с тобой?” – спрашиваю. «Развлекаюсь». Она была музыкальной, разносторонне развитой. Я с детства следила, чтоб и она и Серёжа читали книги, занимались самообразованием. Но тоска по сверстникам привела её в компанию недостойных людей. Они, словно клещами, схватили её и не отпускали. Грязь всегда ищет чистоту.

Многоэтажки тут так размещены, что внутренний двор имеет форму прямоугольника. С любого окна можно видеть “всех”. Вот и приметил Евгений Олю. Этот парень ещё в ранней юности пристрастился к наркотикам. Мать, чтобы оторвать сына от опия, поспособствовала тому, что его за унесённые из дому и ещё от кое-кого вещи посадили на год в тюрьму. Там он отвык от наркоты, но, возвратясь на свободу, вскоре проворовался по- крупному и попал за решётку на целых четыре года. После отсидки пошёл в приймы к Лиане Ступаненко – женщине на семь лет старше его. Они вместе пьянствовали, проводили время в обществе таких же, как они, собутыльников. Но спустя год поскандалили и разбежались. А тут Евгению как раз подвернулась доверчивая Оля. Он предложил ей руку и сердце. Галина Михайловна всячески отговаривала дочь от каких-либо отношений с этим парнем. Но втёршиеся к ней в доверие новые подружки из его круга пересилили мамины запреты. Они так окрутили Олю своим показным “благоговением”, что та стала сочувствовать их “бедности”. Брала дома продукты и деньги, чтобы “спасти их от голода”. “Представь, мама, у них на столе хлеба нет.”

Зато всегда была водка. Злоупотреблял спиртным и Евгений. Но, уговаривая Олю быть с ним, обещал “завязать”. Она поверила и пошла жить в его семью. Свекрови невеста пришлась по душе. Ещё бы! В комнате сына навела порядок, всё перемыла, пере-стирала. И обеды умела готовить “из ничего”.

Но только две недели пожили вместе Оля и Евгений… Вот выдержки из показаний на суде.

Евгений: “В тот день за Олины расчётные мы купили бутылку водки. Пил, в основном, я. Затем захотелось пойти в гости в соседний подъезд к Геннадию и его сожительнице Ирине. По пути прихватили бутылку спиртного”.

Геннадий: “Мы с Ириной проснулись примерно в восемь часов утра. У нас ночевал мой кум Виталий. В 9.00 послали его за самогоном, так как у всех сильно болела голова. Срочно нужно было опохмелиться, а деньги имел только он”.